Корову заел медведь, и мама бросилась топиться в Онегу

statics/images/arcticles/032020/04032020x3d1eef5a.jpg
Неоспоримым фактом того, как трудно было жить детям войны, является фото воспитанников Красавинского детсада № 1, сделанное в мае 1951 года. Тамара Шокина в светлом передничке - рядом с воспита­тельницей.
Фото из семейного архива
О том, какой был голод в послевоенные годы в северной деревне, расскажу на своем примере. Мать, беременная мною, летом 1945 года с пятилетним сыном поехала в деревню Помазкино Плесецкого района Архангельской области к своим родителям, на корову. Но случилось так, что корову заел медведь. Обезумев, моя мать бросилась топиться в реку Онегу. Ее спасли. Я родилась. 
Вот такой был жуткий голод, что моя мать, услышав одно только сообщение о гибели коровы, на которой «висит» все деревенское хозяйство, решилась наложить руки и на себя, и на меня. Но страна быстро восстанавливалась. Хорошо помню, как пятилетней девочкой ходила с матерью на рынок в своем текстильном городке Красавино - это минут сорок езды от известного теперь всему миру Великого Устюга. Рынок был завален продуктами - просто глаза разбегались. А ведь прошло всего пять лет после окончания войны. Торговали и колхозы, и частники. Даже продавцы из Средней Азии приезжали.
А когда началась так называемая хрущевская «оттепель», в одно лето, кажется, в 1955 году, все вдруг с прилавков исчезло. И наступил голод. Приехали с летних каникул от бабушки из Устья Кубенского, а в продуктовых магазинах под стеклянными витринами только горки из ирисок - довольно дешевых и очень популярных в годы нашего детства конфет. На полках - банки с печенью трески, и больше ничего. Наверное, поэтому этот деликатес я ненавижу с детства. За хлебом и молоком выстаивали огромные очереди, в которых мы и домашние задания делали. И так длилось, наверное, года четыре. Как-то по заказу матери работники леспромхоза (у них снабжение было лучше) привезли большую жестяную банку повидла. Мы с сестренкой накинулись, стали есть ложками прямо из банки, а потом заплакали - вроде и невиданное лакомство, но без хлеба есть невозможно. До сих пор помню, как сидим за столом и плачем. А сколько лет-то уже прошло! 
С промтоварами после войны было не просто плохо, а очень плохо. Новые валенки я впервые надела в 10 классе, а до этого донашивала за кем-либо старые, не один раз подшитые отцом. Мне они были выданы (или куплены родителями?) по разнарядке, через школу. Когда наш класс стали фотографировать, я попросила посадить меня в первый ряд, чтобы на фото были видны мои валенки. С пятого класса и до выпускного у меня было всего одно школьное платье. Мать, как могла, удлиняла его и расширяла.
Начиная с пятого класса, весь сентябрь школьники работали в поле. В старших классах два раза в неделю учились и работали на Красавинском льнокомбинате, флагмане текстильной промышленности. Девочки ткачихами, мальчики - помощниками мастеров. Получали зарплату. У меня до сих пор сохранились квалификационная и расчетная книжки. Мы подросли, а в магазинах уже стали появляться невиданные нами ранее промтовары, хотелось принарядиться. Так мы себя одевали и своим трудом помогали взрослым поднимать страну.
Кстати, в послевоенные годы на Красавинский льнокомбинат были привезены со всех концов страны молодые девчонки со своими военными судьбами, которые, получив профессию, встали к текстильным машинам. Работали и учились в вечерней школе. Впоследствии кто-то уехал на родину, кто-то остался и пустил корни в Красавине.
Несмотря на нищую послевоенную жизнь, красавинцы жили очень дружно, весело и с большим уважением друг к другу. Из моего выпуска (12 человек - немного, но, увы, война!) 10 поступили в высшие учебные заведения страны. Представляете, на каком уровне в такую разруху давалось школьное образование! 
Тамара ШОКИНА, Санкт-Петербург 
читатель - газета Память

Комментарии (0)

Войти через социальные сети: