Как немецкий офицер отправил русских детей к партизанам

В телепрограмме «Бесогон» Никиты Михалкова я увидела фото детей в концлагере, услышала о мемориале «Пустой класс» в память о маленьких жертвах фашизма в селе Красный Берег Гомельской области Белоруссии. Так проняло, что не могла не написать это письмо. Пошла с готовым рассказом к ветерану войны и бывшему директору школы Василию Гавриловичу Рогушкову. Он подтвердил, что все так и могло происходить, после чего я решила опубликовать то, что написала.

Санька и Маруся в концлагере 

До 22 июня 1941 года Санька был обычным деревенским пареньком. После школы спешил к отцу в колхозные мастерские, помогал матери по хозяйству. Когда выдавалась свободная минутка, падал в пропитанную ароматом цветов и меда траву и смотрел в небо.

Сильнее, чем небо, Санька любил свою трехлетнюю сестренку Марусю. Это был самый лучший подарок, который когда-либо делали ему родители. Санька был счастлив!

С шумом вражеских самолетов, которых принесло так любимое им небо, началась совсем другая, страшная жизнь.

Родители ушли на фронт, оставив детей на попечение бабушки. 

А война была совсем рядом. Однажды она прошла по деревне, оставив после себя сожженные дома. Потом приехали машины с фашистами, детей погрузили в кузов и повезли в жуткую неизвестность. Так Санька с Марусей попали в детский концлагерь, но тогда они не знали, что это такое.

Детей загнали в бараки, а наутро пришел надзиратель и кто-то еще с медицинским чемоданом. У подростков стали брать кровь, и Санька вдруг осознал всю страшную правду. Он не боялся смерти, готов был погибнуть здесь, защищая Родину и Маруську, которая сидела в уголке, прижимая к груди тряпичную куколку, которую ей когда-то сшила бабушка.

Иногда детей выпускали гулять в небольшой загон, в каких в деревне у Саньки выгуливали маленьких поросят. Относились к детям как к дойным коровам: главное, чтобы те давали кровь. 

Обессилевших истощенных мальчишек и девчонок, которые не могли больше выполнять возложенной на них миссии, уводили к подножию большого рва и там расстреливали. Фашисты считали, что кровь детей самая лучшая и принесет раненым солдатам вермахта здоровье.

Злость в Саньке росла с каждым днем, и однажды, находясь в загоне, он со всей мочи бросил камень в голову проходившего мимо немецкого офицера. Тот упал как подкошенный, кровь алой струйкой полилась из головы прямо на землю. Подростка в ту же секунду повалили на землю, пинали ногами, но Санька не чувствовал боли: он знал, что сделал все что мог.

Раненому немцу срочно потребовалось переливание крови. У Генриха фон Шнитке была очень редкая группа, и оказалось, что только Санькина кровь может оживить фашиста. 

Впервые за много дней и ночей парнишка заплакал от бессилия. Он орал, выл и дергался, но его кровь текла прямо в вену врага. 

С каждой секундой из Саньки уходила жизнь, а к Генриху фон Шнитке возвращалась.

«Оставьте Марусю!»

Первые лучи восходящего солнца оживляли краски уходящего лета. Фон Шнитке с трудом встал с кровати и подошел к окну, которое выходило в сад. Вдохнув побольше воздуха, он замер. Что-то произошло вокруг него, внутри него. На пятый день Шнитке разрешили выходить во двор. 

Он прохаживался по территории и тут увидел маленькую Маруську, игравшую с таким же, как она, малышом на пожухлой траве. 

У девочки были курчавые светлые волосы. Глаза, голубые, как самые яркие васильки, смотрели на мир с надеждой, а маленькие ручки крепко сжимали самое драгоценное сокровище - тряпичную куклу.

К Марусе подошел солдат и потащил ее к пункту сдачи крови. Слезы большими жемчужинами покатились по детским щечкам.

Генрих стоял в шоке. Ему вдруг показалось, что это его маленькая дочка Мадлен, которую он оставил на родине. Он почувствовал страх и боль этого ребенка. Санька, обессиленный, но не сломленный, ринулся к сестре:

- Возьмите мою кровь! Оставьте Маруську!

Сильный удар огромного фрица заставил Саньку отлететь на много метров назад. Паренек потерял сознание.

Генрих не спал в ту ночь: «Так воевать нельзя. Что скажут о нас наши дети? Как я смогу целовать свою маленькую Мадлен, если убиты миллионы детей, которые практически не начинали жить?»
На следующий день Генрих отправился на прогулку в лес. Красоту безоблачного утра нарушили выстрелы. Это расстреливали тех детей, которые больше не могли давать кровь. Генрих заглянул в ров. Малыши, подростки - обездоленные, оборванные, осиротевшие, а теперь еще и безжизненные. Руки, ноги, черепа. Боль и ужас вокруг. Генриха вырвало: его организм не мог воспринимать такую действительность. 

Выстрел в лесу

План был простым и дерзким. Генрих оставил всего два сторожевых поста, где было по одному охраннику. Для других сослуживцев организовал празднество, посвященное его полному выздоровлению. Поздно ночью, пользуясь темнотой и доверием немцев, он обезоружил их и связал.
Сделав половину дела, Генрих пришел в барак, первыми он нашел Саньку и Марусю. Взял спящую девочку на руки, а Саньке велел будить всех остальных. Дети уходили из лагеря быстро. Генрих нес бесценный груз и думал о своей дочери. Он гладил волосы Маруси и ощущал тепло Мадлен. 

В этот момент Маруся проснулась и со словами: «Папа, наконец-то ты пришел» крепко обняла Генриха руками.

На опушке ребят уже ждали партизаны с лошадями и подводами. Они бережно усадили детишек в телеги и отправились вглубь леса.

Генрих не спеша шел назад, а у самого лагеря свернул к тому жуткому рву, наполненному детскими телами, чей-то материнской любовью и нежностью, бабушкиной заботой и отцовской гордостью, дружбой, планами, мечтами... 

Генрих посмотрел в чистое небо и уверенно достал пистолет из кармана брюк. Звук выстрела на рассвете разбудил спящих птах, но через секунду все стихло.

Елена РАННЕЛЬ, поселок Чагода