Из-за нехватки бумаги фронтовики писали весточки родным на всем, что попадалось под руку.
Фото автора
«Может, еще свидимся и поживем как раньше»
2108
При разборе старого дома в Вожегодском районе были найдены и переданы в местный музей 57 писем Василия Удалова, воевавшего на Волховском фронте. Написанные на бумаге, обрывках трофейных немецких ведомостей и даже на оборотной стороне «боевых листков», они донесли до нас суровую правду о буднях войны, какой увидел ее молодой крестьянский парень из бывшего Вотчинского сельсовета.
«Стало легче и повеселее»
18 января исполняется 75 лет с момента прорыва блокады Ленинграда. Огромный вклад в успех операции внесли воины-вологжане, заплатившие за это дорогую цену.
За три года военных действий в районе Синявинских высот погибло и пропало без вести около 10 тысяч наших земляков. Есть среди них известные герои, есть и те, кого принято называть рядовыми тружениками войны.
Удалов Василий Вячеславович, 1923 года рождения, беспартийный, проживавший в деревне Гора, был призван в действующую армию в конце марта 1942-го и первоначально направлен в запасной кавалерийский полк, дислоцировавшийся неподалеку от станции Хвойная.
Первые письма родным - на добротной бумаге и специальных почтовых карточках с обязательным штампом «Просмотрено военной цензурой». Отправления идут практически каждый день - в них приветы многочисленной родне, тоска по дому и отголосок пока еще мирных хозяйственных забот: «Мама, когда я поехал в армию, то забыл отдать в колхоз ведомость на выдачу овса и разных культур на 450 кг. Эта ведомость в блокноте осталась. Посылаю в письме. Эту ведомость сразу же отдай в контору, и тогда недочет будет небольшой» (из письма от 3.04.1942).
Мама, когда я поехал в армию, то забыл отдать в колхоз ведомость на выдачу овса и разных культур на 450 кг. Эта ведомость в блокноте осталась. Посылаю в письме. Эту ведомость сразу же отдай в контору, и тогда недочет будет небольшой.
Василий УДАЛОВ, в письме от 3 апреля 1942 г.
О своем солдатском житье-бытье - совсем немного, но почти в каждом письме есть строчки о еде - и в тылу, и в запасных частях с продовольствием тогда было плохо: «Живу ничего. Обучают нас на конях, но я на занятиях бываю мало. Работаю взводным писарем, так что работа легкая. Вы просите карточку, я бы рад сняться, но нигде не фотографируют. Хлеба дают 800 грамм и супа вермишелевого три раза в день, а раньше варили два раза, так что стало легче и повеселее» (из письма от 4.04.1942).
Но тогда же, в апреле, немцы стали сжимать кольцо вокруг 2-й ударной армии, пытавшейся деблокировать Ленинград со стороны Любани, и обстановка резко обострилась. Почти весь запасной кавполк с маршевым пополнением отправили на фронт.
«Ребята вотчинские, которые со мной были - Вася Мухин и другие, - уже на фронте. А меня пока оставили, но тоже скоро заберут. Но вы не расстраивайтесь и не плачьте. Берегите свое здоровье. Может, еще и свидимся вместе и поживем как раньше» (13.05.1942).
Но тогда же, в апреле, немцы стали сжимать кольцо вокруг 2-й ударной армии, пытавшейся деблокировать Ленинград со стороны Любани, и обстановка резко обострилась. Почти весь запасной кавполк с маршевым пополнением отправили на фронт.
«Ребята вотчинские, которые со мной были - Вася Мухин и другие, - уже на фронте. А меня пока оставили, но тоже скоро заберут. Но вы не расстраивайтесь и не плачьте. Берегите свое здоровье. Может, еще и свидимся вместе и поживем как раньше» (13.05.1942).
«Кто играет в мою гармошку?»
Василий Удалов не ошибся - вскоре он действительно попал на фронт, в самую гущу сражений. Следующее письмо родные получили только через два месяца. За это время 2-я ударная армия почти полностью погибла в лесах и болотах, а ее командующий Андрей Власов, имя которого со временем станет нарицательным, оказался в немецком плену.
Справка
Раненых на Волховском фронте возили собачьими «подводами».
Враг сумел замкнуть сухопутное кольцо окружения Ленинграда еще в сентябре 1941 года. Все снабжение шло по воздуху или через Ладожское озеро.
На машинах и катерах доставляли продовольствие и боеприпасы, обратно, через Вологодчину, везли эвакуированных ленинградских женщин, стариков
и детей. Попытки прорвать блокаду предпринимались неоднократно, но только в январе 1943-го встречным ударом Ленинградского и Волховского фронтов в мощной обороне гитлеровцев удалось пробить узкий коридор. Но жестокие бои не прекратились. Окончательно отогнать врага от стен Ленинграда наши части смогли лишь в январе 1944-го.
«Здравствуйте мама, папа и сестренки! Про себя хочу сообщить, что сейчас лежу в госпитале. Меня ранили пулей в ногу. Пуля влетела насквозь. Ранили 12 июля, а в боях был с 1 июня. Нахожусь в госпитале в городе Боровичи. Пролежу здесь, наверное, с месяц или больше» (из письма на обрывке трофейной немецкой ведомости 18.07.1942).
Оказавшись на госпитальной койке, наш земляк получил передышку от боев и немного ожил душой. В редких письмах (с бумагой стало совсем плохо) вновь зазвучали ностальгические нотки: «Мама, кто играет в мою гармошку? Как дела в колхозе, не шалят ли сестрички? Как же я хочу вас всех обнять!»
Интересно и следующее письмо, оказавшееся отчасти пророческим, в котором совсем еще молодой солдат смотрит на старшее поколение то ли с завистью, то ли с удивлением: «Про себя хочу сообщить, что жив-здоров. Нахожусь в Боровичах. Из госпиталя выписался еще 14 августа, попал в хозяйственную часть. Здесь одни старики по 40-45 лет, а есть даже 50-летние. Не знаю, как я сюда один молодой попал, - не дожить мне, наверное, до таких лет… Хотя раны залечил, немца повидал, и опять как ничего не бывало, только долго хромал на правую ногу, но и та сейчас поправилась» (05.10.1942).
Несколько следующих фронтовых писем совсем короткие и малоинформативные: жив-здоров, чего и вам желаю. Требования военной цензуры тогда ужесточились, за каждое лишнее слово, в том числе о тяготах службы, могли обвинить в паникерстве и пораженчестве, а это прямая дорога к трибуналу. Лишь изредка проскальзывают намеки-наводки на дислокацию части и скорое наступление - «от нас до Череповца примерно 300 километров» и «готовимся дать немцам жару».
Оказавшись на госпитальной койке, наш земляк получил передышку от боев и немного ожил душой. В редких письмах (с бумагой стало совсем плохо) вновь зазвучали ностальгические нотки: «Мама, кто играет в мою гармошку? Как дела в колхозе, не шалят ли сестрички? Как же я хочу вас всех обнять!»
Интересно и следующее письмо, оказавшееся отчасти пророческим, в котором совсем еще молодой солдат смотрит на старшее поколение то ли с завистью, то ли с удивлением: «Про себя хочу сообщить, что жив-здоров. Нахожусь в Боровичах. Из госпиталя выписался еще 14 августа, попал в хозяйственную часть. Здесь одни старики по 40-45 лет, а есть даже 50-летние. Не знаю, как я сюда один молодой попал, - не дожить мне, наверное, до таких лет… Хотя раны залечил, немца повидал, и опять как ничего не бывало, только долго хромал на правую ногу, но и та сейчас поправилась» (05.10.1942).
Несколько следующих фронтовых писем совсем короткие и малоинформативные: жив-здоров, чего и вам желаю. Требования военной цензуры тогда ужесточились, за каждое лишнее слово, в том числе о тяготах службы, могли обвинить в паникерстве и пораженчестве, а это прямая дорога к трибуналу. Лишь изредка проскальзывают намеки-наводки на дислокацию части и скорое наступление - «от нас до Череповца примерно 300 километров» и «готовимся дать немцам жару».
Братская могила
Где именно находился Василий Удалов утром 13 января 1943 года, когда залпы орудий возвестили о начале операции «Искра» по прорыву блокады Ленинграда, мы не знаем. Но накануне наступления, в письме от 12 января, он написал своей сестре: «Маня, я посылал тебе гостинцем 100 рублей - купи себе чего-нибудь. А мне деньги, похоже, уже не нужны…»
Но в страшной мясорубке январских сражений вожегодский солдат уцелел. Вражеская пуля настигла его только через два месяца: «Про себя хочу сообщить, что снова ранен 19 марта. Ранение в правую ногу, но не тяжелое. Чувствую себя хорошо. Пишу из санитарного поезда» (24.03.1943).
В конце апреля герой нашей публикации снова оказался в строю, а в июне его отправили на курсы младших командиров.
«Курсы краткосрочные, скоро уезжаем обратно, - писал он в своем последнем письме домой 21 июля. - Когда приеду в новую часть и узнаю адрес, сразу напишу. К тому времени, наверное, стану уже сержантом. Надеюсь, еще обязательно свидимся! И хорошо бы попробовать домашнего чего-нибудь».
Но стать сержантом и снова попробовать домашнее Василий Удалов так и не успел. В конце июля 1943-го под Ленинградом снова начались тяжелые бои. Согласно архивным данным, «рядовой Василий Удалов умер от ран 18 августа 1943 года и захоронен: Ленинградская область, Мгинский район, южнее 71-го километра Кировской дороги в братской могиле № 22».
Есть среди найденной подборки писем и еще одно, уже в адрес самого Василия Удалова. Написанное рукой его сестры, оно так и не было отправлено - возможно, именно в этот день в семью пришла похоронка: «Дорогой брат Вася! Мы живем ничего, хлеб получили. Папу взяли, Нину взяли (видимо, в армию. - Прим. ред.), тебя тоже дома нет - очень невесело. Возвращайся…»
Не получилось. Вместе с Василием Удаловым с полей сражений не вернулись еще почти 190 тысяч наших земляков.
Но в страшной мясорубке январских сражений вожегодский солдат уцелел. Вражеская пуля настигла его только через два месяца: «Про себя хочу сообщить, что снова ранен 19 марта. Ранение в правую ногу, но не тяжелое. Чувствую себя хорошо. Пишу из санитарного поезда» (24.03.1943).
В конце апреля герой нашей публикации снова оказался в строю, а в июне его отправили на курсы младших командиров.
«Курсы краткосрочные, скоро уезжаем обратно, - писал он в своем последнем письме домой 21 июля. - Когда приеду в новую часть и узнаю адрес, сразу напишу. К тому времени, наверное, стану уже сержантом. Надеюсь, еще обязательно свидимся! И хорошо бы попробовать домашнего чего-нибудь».
Но стать сержантом и снова попробовать домашнее Василий Удалов так и не успел. В конце июля 1943-го под Ленинградом снова начались тяжелые бои. Согласно архивным данным, «рядовой Василий Удалов умер от ран 18 августа 1943 года и захоронен: Ленинградская область, Мгинский район, южнее 71-го километра Кировской дороги в братской могиле № 22».
Есть среди найденной подборки писем и еще одно, уже в адрес самого Василия Удалова. Написанное рукой его сестры, оно так и не было отправлено - возможно, именно в этот день в семью пришла похоронка: «Дорогой брат Вася! Мы живем ничего, хлеб получили. Папу взяли, Нину взяли (видимо, в армию. - Прим. ред.), тебя тоже дома нет - очень невесело. Возвращайся…»
Не получилось. Вместе с Василием Удаловым с полей сражений не вернулись еще почти 190 тысяч наших земляков.
Максим ВОЛОДИН
Комментарии (0)