Цыган пришлось «выкуривать» из дома с помощью старого ватника

Опять начало года. Скоро святочные «страшные вечора» (бабушка моя ставила ударение на букву «ы» первого слова и неударное «о» вместо «е» в середине второго), - волшебные и холодные. Наполненные ярким светом очень высокой Луны, блестками звезд, удивительные своим таинством вечера, когда суровая северная зима повернула свой ход на лето, а день стал прибывать! Невозможное в эти дни становится возможным: даже календарь начинается с начала! 

Накрашенные углем и свеклой

Бабушка уже прилепила на стенку новый «численник», так она по-своему называла отрывной календарь! А на улице, как обычно бывает в это время, стоят рождественские, а затем уже и крещенские холода…

Живность куда-то попряталась, не видно даже собак. На улице потрескивают от мороза деревья, кто-то невидимый «стукает обухом топора» по углам и стенам сельских деревянных домов. Необычным с тех времен можно считать только одно - не гудят провода, которые прежде гудели, как заметил наш вологодский писатель Василий Белов. Может, кто-то и сейчас слыхал их гудение, но я давно такого не слышал! Вероятно, от того, что время сейчас уже не то да и морозы слабее. А может, просто провода стали из алюминия, и в них нет, как прежде, грубой стальной жилы? Не гудят они - и все тут. Не поют «гусельки»…

В детстве моем и отрочестве в такие вечера и дети, и молодежь обязательно гуляли, шутили, рядились в страшные одежды, некоторые устрашающе накрашивались углями и свеклой, надевали вывернутые мохнатые полушубки, катались с горок на санях, водили хороводы, играли в разные подвижные игры.

Безобидно, обычно со смыслом, а порой и без него, пугали соседей и других односельчан, подшучивали друг над другом. То аккуратно сложенную поленницу «леший» к соседям перенесет и опять же аккуратно сложит, то сани лошадиные на оградную крышу вознесет и оглоблями вверх поставит или дверь входную льдом приморозит к косяку так, что сосед топором подрубает и помогает открыть: самим хозяевам не выбраться! А то на крышу по выпавшему снегу до трубы «нечисть какая-то» поднимется и стекло аккурат на дымоход приложит.

После такого удальства, разогретые и раскрасневшиеся лицами, эти «лешие» устраивали розыгрыши и гадания, пляски, посиделки и колядки, собираясь по протопленным домам. До самого утра.

Назавтра смотришь, а сани-то с вашей крыши на соседскую перебрались, у иных поленница обратно «пришла»: «леший» нынешним вечером родственником оказался!

Начинались эти игрища сразу после Рождества и продолжались до Крещения. Почти две недели. Работать в этот короткий период добросовестным сельским жителям не приходилось, только и дел-то в праздники, что уход за домашней и колхозной живностью да топка печей.

Да и запрещалась работа старинными почитаемыми обычаями. А вот гулять и устраивать игрища, пиво простенькое к этому периоду готовить, пироги, разносолы настоя­тельно рекомендовалось, пусть многое подобное и противоречило православной вере.

Вот такой период и особенно один из эпизодов того, отроческого времени у меня и сохранился в памяти, о котором я хочу рассказать подробнее.

Выгнать супостатов

Бабушка моя, Аграфена Давыдовна, будучи уже пожилой, зимами жила с нами, в доме своей дочери Кати и зятя Александра - моих родителей. Летом она уходила в свой дом, нанимала лошадку распахать огородные грядки, сажала привычные овощи, не забывая присматривать за своими внуками, приучать их к труду, учить чтению, знакомить со сказками, легендами и Библией.

Раздав по осени большую часть выращенного урожая по соседям и родственникам, бабушка, повесив на дверях дома старый замок без ключа, переходила к нам и лишь иногда зимой возвращалась туда протопить глинобитную печь для того, чтобы семенной картофель и соленья в подвале не замерзли.

Конечно, жила она у нас по взаимному согласию и к радости всех членов семьи. Бабуля встречала нас из школы свежими оладьями или блинами, борщом или щами, кашей или капустой с вареной картошкой! Следила за подготовкой к урокам и гуляньем на улице.

Однажды, как обычно тогда бывало, уже перед Новым годом, в деревне объявились цыгане на одинокой подводе, запряженной небольшой лошадкой. Цыганки прошлись по домам, выпрашивая еды, предлагая гадания, заговаривая зубную боль или другие недуги, выясняя, у кого можно «на немного остановиться».

Народ наш русский жалостлив, цыган тогда пускали и на постой, и еды давали! Иные из них в чужих домах целые зимы пережидали, на чужом сене для своих лошадей и чужой еде жили.

Не устояла в своей жалости и бабушка - пустила цыган: чего дому пустовать, тем более что они попросились на недельку, да и одна семья всего, детки очень маленькие.

Через недельку, в канун Рождества, пошла бабушка проведать свой дом и спросить постояльцев, когда они съедут. У дома стояло уже несколько цыганских саней, а четверка лошадей с попонами на спинах жевала хозяйское огородное сено.

С нехорошими предчувствиями бабушка прошла в дом и чуть не наступила на чьи-то ноги! Почти весь пол был застлан сеном, покрытым сверху бабушкиной и цыганской одеждой! На полу, на полатях, на печи и бабушкиной кровати сидели, лежали, играли, курили, стряхивая пепел под себя, что-то ели взрослые цыгане и их дети разных возрастов!

Какое-то варево скворчало в бабушкиной кастрюльке на ее электроплитке. Топилась печь, что-то варилось в бабушкиных чугунках, а из подпола цыганка выносила ведро семенного картофеля, видимо, варить, и трехлитровую банку с огурцами.

Бабуля попыталась возразить, но с цыганской непосредственностью и вежливостью ее попросили «заткнуться и не мельтешить под ногами». Она ссадила с печи несколько шустрых ворчливых детишек, залезла на нее, легла, постелив свою телогрейку, и тихо заплакала, не ведая, что предпринять, и дожидаясь старшего цыгана, который с ней договаривался.

Назавтра вечером, не дождавшись бабушки, мама послала меня узнать, что там и как.

Я с трудом разглядел бабушку на печи среди цыган и, наклонившись к ней, плачущей, еле расслышал:

- Пашенька, ради Бога, сделайте что-нибудь, не могу выселить супостатов, не слушают меня и только обещают. Все запасы мои из подпола съели!

С огоньком!

Вызывать милицию не стали, тогда такие происшествия серьезными не считались и решались своими, народными силами. Я сказал матери, что мы сами с ребятами подумаем, как выселить непрошеных гостей, намекнув, что напугаем их, пользуясь обычаями «страшных вечеров».

С соседом Сашкой, дожидаясь вечера, нашли старый ватник, крепкую бечевку, моток лески и лесенку. Около полуночи отправились к бабушкиному дому. По пути то и дело попадались компании гулявшей сельской молодежи.

Цыгане и бабушка на печи, видимо, уже спали. Свет в окнах не горел, и только в ограде слышались шумное лошадиное дыхание, а также хруст сена.

У крыши, напротив трубы, мы аккуратно приставили лесенку, перевязали ватник бечевкой посередине, оставив длинный конец. Привязали к бечевке моток лески. Тихонько поднявшись по крепко лежавшему снегу до трубы, туго забили в нее ватник с помощью палки, опустив туда же бечевку, а леску вывели так, чтобы ее было невозможно заметить! Спустились с крыши, подсыпая снег и аккуратно заметая следы еловой веточкой.

Что происходило здесь назавтра, рассказывал Николай Федорович - сосед, живший напротив бабушкиного дома, уважаемый ветеран Великой Отечественной, всю войну крутивший «баранку» легендарного грузовичка ЗиС-5. Он вставал рано и все увидел первым.

Цыгане толпой и с громкими криками вылетали из дверей дома вместе с густым дымом, вынося детей, теплые вещи и прочий скарб, укладывая его в скором порядке на свои цыганские конные сани, стоявшие возле дома. Выводили и запрягали коней, делая это в большом возбуждении и суете, с криками: пожар, пожар! Вместе с ними выскочила и испуганная бабушка, но, взглянув на трубу, быстро все поняла и успокоилась! Дыма из трубы не шло совсем, он густо валил только из дверей дома. Это цыгане поутру затопили печь греть воду для своих лошадей. Им и невдомек было, что фуфайка в трубе дымовой тяге не способствует.

Бабушка зареклась пускать на постой цыган, а я уже к вечеру, приставив лестницу, вынул ватник за бечевку. Все наладилось после уборки в доме.

Павел СОРОКИН, Никольск