«Нас обмазывали медом и закапывали в песок…»

Когда началась война, Анечке Картун шел четвертый год. Семья жила в большой белорусской деревне на территории современной Могилевской области. До границы - больше 300 километров, но передовые немецкие отряды добрались сюда уже в июле 1941-го.
В общей неразберихе часть мужчин призывного возраста даже не успели забрать на фронт. Был в их числе и отец девочки, 27-летний Константин Картун. Вскоре в деревню приехали полицаи на подводах. Оставшихся мужчин и ребят постарше построили в колонну и повели в город в комендатуру. Но по пути конвоиров обстреляли устроившие засаду партизаны. Мужчины разбежались, а потом большинство из них также присоединилось к народным мстителям.
Понимая исходившую от партизан опасность, немцы очень жестко боролись и с ними, и с их близкими. Через старост и осведомителей выявляли родственников партизан, арестовывали, а то и показательно расстреливали целыми семьями, не щадя ни стариков, ни детей. Понимая, что в деревне им оставаться опасно, пришедший как-то ночью из леса отец забрал в отряд маму Ани Евгению Захаровну и полуторагодовалого брата девочки. Саму ее решили спрятать в семье у тети, но каратели арестовали семью деда, и Аню также пришлось переправить в лес.
Все это девочка узнала уже позднее со слов матери, успевшей к тому времени пережить личную трагедию. В обустроенный в заболоченной местности партизанский лагерь Евгению Захаровну привезли на последнем сроке беременности, но появившийся на свет ребенок прожил только два часа. 
- Как меня везли в лес, не помню: маленькая была. Какие-то воспоминания стали откладываться позднее, лет в пять, - рассказывает Анна Константиновна. - Женщин и детей в отряде было много. Жили в землянках, где на пол были брошены еловые лапы, а вдоль стен стояли грубо сколоченные деревянные кровати в несколько ярусов. Пищу готовили на костре, но продуктов постоянно не хватало, все дети были тощие, слабые. Я сама не могла ходить, нас с братом мама выносила на улицу на руках. Да и отца мы почти не видели. Он постоянно был на заданиях: то в разведке, то в дальних рейдах.

В феврале 1944-го, перед наступлением Красной Армии на Белоруссию, немцы провели в партизанском крае большую карательную операцию с применением танков и авиации. Был вынужден покинуть обжитые места и отряд, в котором вместе с родственниками находилась Аня. Во время многодневного марша по заснеженным лесам отряд попал в окружение и был разбит. Оставшиеся в живых немногочисленные партизаны попытались пробиться сквозь сжимавшееся кольцо карателей, оставив женщин, стариков и детей на лесной поляне.
- Кто-то крикнул, что отец ранен, и мама бросилась на его поиски, оставив нас с братом на попечение тети, - продолжает свое повествование наша героиня. - А минут через десять на поляну пришли немцы. Мы сжались от страха, но каратели в этот раз не зверствовали. Нам велели подняться и под присмотром нескольких конвоиров повели в деревню километрах в пяти от леса. Детей, что не могли идти сами, несли на руках взрослые. Тетя взяла брата, а меня, шестилетнюю, что все еще не могла ходить самостоятельно, передали какому-то деду. Тот пронес меня немного и оставил на протоптанной в снегу тропинке. Извини, говорит, больше не могу. Все ушли, а я сижу одна на тропинке, замотанная в какие-то тряпки, встать не могу, плачу и понимаю, что скоро умру…
Но героине нашего рассказа повезло. После того как измученные люди добрались до деревни и зашли в крайний дом, кто-то обмолвился об оставленной в лесу девочке. И хозяйка дома настояла на том, чтобы двое взрослых вернулись за Аней, и даже принесла из сарая санки. Через несколько часов сильно замерзшую, но живую девочку привезли в деревню.
На следующий день немцы устроили «сортировку» пленников из числа гражданских лиц. Часть взрослых отправили на принудительные работы в Германию (попала в эту партию и тетя девочки, сумевшая вернуться в Белоруссию только после Победы), а детям и старикам велели отправляться по своим деревням.
В этот же день нашлась и мама Ани - с окровавленной повязкой на руке, напуганная, подавленная, но живая. Оказалось, что тяжелораненного супруга немцы на ее глазах закололи штыками. Двое из них подошли к лежавшей Евгении Захаровне - минутой ранее ее кисть раздробила пуля. Один из гитлеровцев даже наставил на женщину карабин и прицелился, но второй, заметив на ней кровь, остановил его, обронив фразу: «Фрау капут» - мол, и так умрет. Но после ухода немцев мать все же смогла вернуться к детям.
Добрались до своей деревни и еще несколько месяцев жили в сарае: в отчем доме обосновалась семья полицая. Лишь после прихода наших войск непрошеных гостей удалось выставить за порог. 
Аня и ее младший брат к тому времени окончательно ослабли. Девочка по-прежнему не могла ходить, у мальчика на голове открылось кровотечение. Медикаментов не было, жили по-прежнему впроголодь. Но мать продолжала бороться за жизни своих детей, да и снова вмешался счастливый случай: в деревне появился знахарь-травник. Детей поили отварами, обмазывали медом и по голову закапывали в принесенный во двор и нагретый солнцем речной песок. 
Такие прогревания, пусть не сразу, но дали свой эффект. Дети встали на ноги, но в первый класс Аня пошла только в девять лет. Накануне из военкомата как дочери погибшего партизана ей принесли подарки: поношенную детскую юбку, блузку и мешочек гороха. Был еще и букварь, но сразу же предупредили: он на троих учеников. Учебники в послевоенной стране были еще в дефиците.

- Было трудно, но выучились с братом, оба закончили десятилетку, - вспоминает Анна Константиновна. - Хотела поехать на работу в город, но мы же колхозники, а им в то время паспорта не давали, только справки. Парторгом в колхозе работал брат отца, пошла к нему за справкой. А он не дает: говорит, если тебе ее выдам, то и другим придется, так что будешь работать в колхозе. Но все же я смогла завербоваться в Мурманск. Мать еле-еле нашла денег на дорогу в один конец. Приехала, попала чернорабочей на стройку. Нас, молодых, сразу же отправили на разгрузку вагонов с кирпичами. Тяжело, конечно, но зато мускулы подкачала.
За такую работу платили по 700 рублей в месяц - большие по тем временем деньги. Пенсия за погибшего отца-партизана, к примеру, была 45 рублей на двоих. Анна рассказывает, что на первую свою зарплату она купила пальто и разных продуктов: все никак за голодное детство наесться не могла. И обязательно хотя бы раз в месяц отправляла домой посылку с консервами и сушеной рыбой.
Потом встретила будущего супруга. Он родом из харовской Баранихи, в Мурманске ходил на рыболовном сейнере в море. После рождения первой дочки на семейном совете решили ехать на родину мужа. Отстроили там дом, оба устроились работать на хлебопекарный комбинат: он - рабочим, она - лаборантом. Потом Анна трудоустроилась в совхозе диспетчером-нормировщиком. 
Работала на совесть, всегда была на хорошем счету. И народным заседателем избиралась, и сельским депутатом. Да и в семье все было ладно, двух дочерей вырастили. Сейчас они давно уже взрослые, под 60 каждой, обе живут в Харовске и мать проведывают, а вот супруга пять лет тому назад не стало…
За долгие годы вологодского периода жизни Анна Константиновна несколько раз съездила в Белоруссию на малую родину. Но, говорит, долго там находиться не могла: каждый раз душу тревожили воспоминания. Этими же воспоминаниями впоследствии она делилась и с харовскими школьниками. Анна Фетисова - частый гость на различных мероприятиях патриотической и ветеранской направленности, а еще поборница здорового образа жизни. Каждый день обязательно делает получасовую зарядку и старается всегда быть на позитиве.
- Анна Константиновна - замечательная женщина! Умница, красавица, поет замечательно, на все ветеранские мероприятия ходит, - говорит о своей подопечной специалист по социальной работе Харовского района Галина Морозова. - Ей столько всего в детстве пришлось пережить, а она душой не зачерствела. А позитивный настрой - он и на характере человека сказывается, и на внешности. Нашей Анне уже за 80, но пока не увидишь ее паспорт - не поверишь: глаза-то до сих пор молодые-молодые…