Эта книга вышла в Вологде в 2002 году. Она построена на уникальной информации, а потому хорошо известна среди специалистов, но, к сожалению, почти недоступна широкому кругу читателей. В публикации «Между двумя жерновами» («Красный Север» от 06.09.07) мы затронули эту же тему, рассказав о судьбе одного из польских военнопленных, Миколая Кузнерука (точнее было бы « Кушнерук»). Откликнувшись на нашу публикацию, один из авторов книги, доктор исторических наук, профессор Виктор Конасов дал некоторые, очень ценные разъяснения и любезно позволил нам для продолжения темы опираться на информацию из его работы. Теперь мы можем иметь более объемное представление и о судьбе Миколая Кушнерука, и о Грязовецком лагере НКВД и... о некоторых особенностях европейской истории XX века. *** Итак, осенью 1939 года в Грязовец-кий лагерь НКВД прибыло более 3 тысяч военнопленных. Всего в советском плену оказались сотни тысяч польских военнослужащих. Это после «добровольного присоединения к СССР Западной Украины и Западной Белоруссии». Судьба этих несчастных не имеет аналогов в мировой истории. Они не были военнопленными в строгом смысле этого слова. Пленных освобождают по окончании войны, а никакой войны между Польшей и СССР советская сторона никогда не признава- ла. Этих поляков просто захватили, чтобы рассортировать, разделив на 3 категории: неинтересных, опасных и потенциально полезных. Неинтересных отпустили, опасных убили, потенциально полезных оставили в плену. Грязовецкий лагерь освободили от поляков уже в октябре 1939 года. Простых солдат отправили на родину. Но не всех. «Военнопленных солдат, жителей воеводств, отошедших к Германии, следовало откомандировать из Грязовца в Козельский и Перемышль-ский лагеря*». (Здесь и далее со знаком* - цитаты из названной книги). Эта практика, кажется, тоже не имеет аналогов в мировой истории. Обычно пленных обменивают после войны страны, воевавшие меж собой, а СССР и Германия в 1939 году друг с другом уж точно не воевали. Но СССР и третий рейх смотрели на захваченных поляков не как на пленных, а как на «человеческий материал» и обменивались этим « материалом», как трофеями. Оставшимся в плену полякам предстояло принять одно из двух - либо смерть, либо советскую власть. «Генералов, офицеров и крупных государственных чиновников надлежало отправить в Страбельский лагерь; разведчиков, жандармов, тюремщиков и полицейских - в Осташковский».* А весной 1940 года было совершено одно из самых страшных преступлений XX века. «В Катынском лесу и в подвалах Харьковского и Калининско- го УНКВД было расстреляно более 20 тысяч военнопленных и интернированных поляков - обитателей Козельского, Старобельского и Осташковского спецлагерей».* Большевики долго скрывали это преступление и от своих, и от поляков, и от всего мира. Они прекрасно понимали, что мир содрогнется, узнав о расстреле без суда 20 тысяч ни в чем не повинных людей. В живых оставили всего около 400 польских офицеров, которых надеялись «обратить в советскую веру». Их решено было направить опять же в Грязовецкий лагерь НКВД. Так была открыта вторая польская страница этого лагеря. Пленные начали прибывать сюда в мае 1940 года - 1 генерал, 33 старших офицера, 312 младших офицеров. Попали сюда так же некоторые гражданские чины уничтоженной Польши. На каждого из них, кто теперь попал сюда, Советская власть смотрела, как на потенциального друга и соратника. Надо по достоинству оценить своеобразие этой затеи - держать будущих соратников на положении заключенных за колючей проволокой. Хотя за этими поляками даже весьма придирчивый НКВД не обнаружил никакой вины. Их продолжали именовать пленными, хотя пленными их уже нельзя было считать ни в каком смысле. *** Поляки здесь были очень разные. «Ряд офицеров выразили готовность сражаться вместе с Красной Армией. Были офицеры, считавшиеся с возможностью возникновения в результате войны так называемого Союза Европейских Социалистических Республик».* Эти умонастроения «правильных поляков» наталкивают на некоторые размышления. Это был еще 1940 год, а поляки уже рвутся «сражаться вместе с Красной Армией». С кем это сражаться? На этот вопрос отвечает томившийся под Грязовцем польский полковник Зигмунд Берлинг: «Я остаюсь верным своим убеждениям бить немцев при любых возможностях и, если потребуется, то из-под знамен белого орла я пойду над красные знамена и буду бить немцев в фуражке под звездой». Любопытно, не правда ли? Осенью 1940 года польский полковник в составе Красной Армии собирается бить немцев. Неужели уже тогда были так уверены, что немцы обязательно нападут на Советский Союз? Но ведь нас всегда уверяли, что нападение гитлеровской Германии было полной неожиданностью для Сталина и, судя по тому, как началась война, это так и было - СССР оказался совершенно не готов к нападению. И все-таки, как видим, еще в 1940 году большевики очень серьезно готовились к войне с немцами, даже пленных поляков намеревались использовать в этой войне. К какой же войне готовились? А в результате какой войны мог возникнуть Союз Европейских Социалистических республик? Видимо, лагерь под Грязовцем был одним из центров, где шла подготовка мировой революции. Но получили совсем другую войну - Великую Отечественную. Ее большевики не готовили и не предвидели. *** Впрочем, в Грязовецком лагере просоветски настроенных польских офицеров было довольно немного, вокруг полковника Берлинга группировалось около 50 человек. Другие пленные пренебрежительно назвали эту группу «красный уголок». А ведь первоначально большевики делали ставку не на Берлинга, а на другого «грязовчанина» - генерала Ежи Волко-вицкого. Из 12 польских генералов, плененных большевиками, они оставили в живых только одного - Волковицкого. Это был человек удивительной судьбы. Участник русско-японской войны, герой Цусимского сражения. Ежи Вол-ковицкому было присуще благородство настоящего аристократа. Такие люди даже под страхом смерти не будут служить тем, кого презирают, а Российской Империи он служил верой и правдой. Большевики знали, что к русским Волковецкий ненависти не испытывает, а потому надеялись, что им он тоже будет служить, но тут все оказалось сложнее. Генерал вел себя с большим достоинством, без фанатизма и на рожон с НКВД не лез, но было очевидно, что от него будет затруднительно дождаться признаний в любви к советской власти. В одном из писем на имя Молото-ва Волковецкий писал: «При взятии нас в плен Польша не вела войны с СССР... Считаю, что задержание в течение этого времени польских военных в плену... не будет хорошей пропагандой для СССР... среди польского народа». Когда началась Великая Отечественная, генерал Волковецкий писал уже самому Сталину: «Обращаюсь с просьбой освободить из плена... дать нам возможность уехать в английские владения, чтобы сражаться против общего врага...» Из этих строк очевидно, что тогда он еще не осознавал подлинной природы большевизма. Ведь он, по сути, выразил Сталину отказ воевать на стороне большевиков. Волковецкий, конечно, не знал и не мог знать о расстреле 20 тысяч польских офицеров, а иначе бы не усомнился, что у них только два пути - либо под красные знамена, либо в могилу. Лагерное начальство отмечало «контрреволюционные действия» со стороны генерала Волковицкого, но вряд ли это было проявлением открытой враждебности к большевикам. Ведь когда на территории СССР начали формировать польскую армию Ан-дерса, Волковицкому доверили должность заместителя командира 6-й пехотной дивизии. В нем сомневались, а потому должность ему дали скромную, но все-таки дали. Он выбыл в Москву по распоряжению самого Берии 25 августа 1941 года. Польская армия Андерса так и не приняла участие в боевых действиях на территории СССР. Практически, Советская власть своими руками сформировала антисоветскую силу. Польские офицеры продемонстрировали бесспорное интеллектуальное и нравственное превосходство над идеологами пролетарского интернационализма. (Окончание следует).
Комментарии (0)